Інформація призначена тільки для фахівців сфери охорони здоров'я, осіб,
які мають вищу або середню спеціальну медичну освіту.

Підтвердіть, що Ви є фахівцем у сфері охорони здоров'я.



Сучасні академічні знання у практиці лікаря загальної практики - сімейного лікаря


UkraineNeuroGlobal

UkraineCardioGlobal

Сучасні тренди діагностики і лікування в стоматології

Актуальні інфекційні захворювання


Травма та її наслідки

UkraineOncoGlobal

Всесвітній день боротьби із запальними захворюваннями кишечника
день перший
день другий

UkrainePediatricGlobal

Національна школа терапевтів України
день перший
день другий
день третій

Жінка та війна: формули виживання

Коморбідний ендокринологічний пацієнт

Журнал "Вісник асоціації психіатрів України" (05) 2013

Повернутися до номеру

О криминологии, праве и психиатрии. Предмет судебной психиатрии

Автори: Глузман С.Ф. - президент АПУ

Рубрики: Психіатрія

Розділи: Довідник фахівця

Версія для друку

Особенность, отличающая науку от других способов понимания и объяснения мира, состоит в том, что она полагается на авторитет экспериментальной проверки. Конфликты между церковью и наукой никогда не возникали в таких областях, как анатомия и химия, в которых и в далекие от нас времена применялся экспериментальный метод. Теории, не позволяющие осуществить их экспериментальную проверку, должны рассматриваться как находящиеся за пределами собственно науки. В современной физике существует принцип, называющийся принципом неопределенности. Он накладывает ограничения на нашу способность измерять что бы то ни было с любой требуемой точностью.

Имеет ли отношение все вышесказанное к предмету судебной психиатрии? Несомненно, поскольку кроме таких наук, как физика, химия, биология и т.п., объединяемых в общем классе «меганауки», существует ряд других научных дисциплин, в XX и XXI веках тяготеющих к доказательности. В первую очередь это касается всех так называемых социальных наук, в том числе социологии, права и социальной психологии.

Мы знаем, что представление о научных фактах включает в себя обусловленную конкретной культурой составляющую. Мы также понимаем, что вера в колдовство удовлетворяет ряд критериев научной системы: она дает понимание события, приложима к широкому кругу явлений и основана на экспериментальных (т.е. повторяющихся) фактах. Тем не менее веру в колдовство, магию, экстрасенсорные воздействия к науке мы не относим. Наши основополагающие научные воззрения достаточно выразительно определены термином «доказательная медицина». Культурная составляющая в практической психиатрии несомненно присутствует, но наша диа­гностика сегодня основана не на теме содержания бреда у пациента, а на его структуре и т.п. Поэтому психиатр с одинаковой уверенностью ставит психиатрический диагноз «депрессия» или «шизофрения» и жителю африканской деревни, и эскимосу, живущему в традиционной культуре китобойного промысла. В этом смысле существующая сегодня Международная классификация психических заболеваний является эпифеноменом, основанном на согласованном понимании профессионалом психических явлений, типов поведения и соответствующих им терминов.

Абсолютны ли наши, психиатров, знания и представления? Нет, не абсолютны. Именно поэтому мировое психиатрическое сообщество постоянно совершенствует ту самую МКБ, пересматривая ее в соответствии с новыми знаниями. Старается сделать классификацию идеальной, понимая, что такое невозможно (все тот же принцип неопределенности, что и в физике…). Между принципом доказательности и принципом неопределенности купаются в ласковых волнах культурной составляющей всевозможные астрологи, маги, сайентологи, дельфинотерапевты, космогомеопаты и подобные им циничные псевдоспециалисты. Запретить это невозможно (такова суть демократии), скверно, что этой деятельностью безнаказанно занимаются и дип­ломированные врачи…

Профессор Коэн, один из основоположников со­временной теории права, еще в 1935 году заметил, что юридические понятия не могут быть истинными или ложными, они могут быть только полезными или бесполезными. Для нас, психиатров, это замечание чрезвычайно существенно. Во­первых, мы уже давно, с появлением Закона Украины о психиатрической помощи, работаем в сугубо правовом поле, с процедурами и гарантиями. Во­вторых, такое позитивистское определение позволяет нам не заниматься философскими изысканиями, а помогать конкретному человеку.

Наш коллега, знаменитый Карл Ясперс, в послевоенной Германии, пребывавшей тогда в поисках своей демократической идентичности, записал: «Когда происходят большие события, когда речь идет о повороте в жизни общества, тогда ссылаются на справедливость. В остальное время говорят исключительно о праве, о законном праве, которое должно считаться абсолютным». Наше большое событие произошло более двадцати лет назад. Независимость, демократия, освобождение диссидентов из специальных психиатрических больниц системы МВД, официальная реабилитация этих несчастных (и здоровых, и действительно больных)… Все это уже произошло. Сегодня необходимо думать и говорить о праве. О законе, о нормативном поле, пусть и несовершенном, недостаточном.

Тюрьмы могут быть ликвидированы такими методами, которые превратят общество в нечто похожее на тюрьму. Мое личное понимание преступника, его социальных и личных мотивов не исключает моего желания контролировать его. Преступление, совершенное психически больным человеком, требует реакции и юстиции, и психиатрии. Ликвидировать практическую психиатрию невозможно, что бы ни говорили об этом многоречивые сайентологи. Мы давно и бесповоротно ушли от наивных и опас­ных доктрин пролетарской юстиции, в 1919 году установившей, что «право — это система (порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной его силой». Мы также очень давно ушли от понятия психиатрической больницы как места развлечения праздношатающихся жителей города. Если бы приковывание цепями к стене, избиение плетьми и фиксация смирительной рубашкой действительно способствовали излечению психически больных людей, большинство граждан приняло бы необходимость подобных методов лечения и никакие правозащитники и адепты антипсихиатрических учений не смогли бы это отменить. С этим пришлось бы мириться, как миримся мы с болью в кресле стоматолога или после серьезной операции.

К счастью, логика и технология психиатрических манипуляций не требуют жестокости. Даже электросудорожная терапия и психохирургические вмешательства, столь волнующие некоторых журналистов и правозащитников. Тем не менее мы вынуж­дены признать, что жестокость и злоупотребления в системе оказания психиатрической помощи существуют как в системе психиатрических стационаров Минздрава, так и в системе интернатов Министерства социальной политики.

Еще один существенный дефект нашей деятельности, доставшийся нам от эпохи СССР, — наше полное неучастие в решении криминологических проблем. Впрочем, как могло быть иначе в стране, где почти все диссертационные работы по криминологии содержали постулат: «Преступное поведение не свойственно советскому обществу, где не сущест­вует классовых противоречий, оно является пережитком капиталистического государства, закончившего свое существование в 1917 году…» Только сегодня мы начинаем всерьез говорить, что значительная часть правонарушителей являются носителями выраженной психиатрической патологии, начинаем вместе с пенитенциарной службой соответствующие исследования…

Несомненным недостатком нашей психиатрической науки и практики является традиционное для СССР дробление дисциплины на якобы самостоятельные поддисциплины. В первую очередь это касается наркологии и судебной психиатрии. Мы унаследовали также традицию вполне комфортного существования психиатров­экспертов, не имеющих постоянной врачебной (диагностической и лечебной) практики. Мы также все еще не определились, в каких учреждениях нам предпочтительнее содержать (т.е. лечить и реабилитировать) правонарушителей, страдающих так называемой пограничной, мягкой патологией: в местах лишения свободы, как это принято в США, или в психиатрических учреждениях, как это принято в Европе.

Первыми, кстати, это сказали вслух не мы, врачи. Еще в 1988 году, в период начала горбачевских свобод и новаций, российский тюремный офицер писал: «Уже давно настала пора с помощью министерств здравоохранения, юстиции и других заинтересованных ведомств решить вопрос об оказании своевременной медицинской помощи лицам с декомпенсированной психикой, признаваемым по всем законам и нормативам вменяемыми, но в определенные периоды их жизни способными выходить из нормального состояния и совершать серьезные правонарушения. Определение наказания таким гражданам в виде лишения свободы лишь усложняет работу ИТУ, поскольку воспитательным воздействием дефекты психики не устраняются» (Маймистов И. Расширяя границы гласности // Воспитание и правопорядок. — 1988. — № 7).

Не очень замечаемая нашим правосудием и прокуратурой проблема — долгое, месяцами или годами, содержание в тюрьмах без какого­либо психиатрического лечения правонарушителей, являющихся носителями выраженной психической патологии, установленной экспертами судебно­психиатрической комиссии. Со слов компетентного пенитен­циар­ного специалиста, таких случаев не­много — даже в таком «густонаселенном» изоляторе, как Лукьяновская тюрьма в Киеве, редко бывает более трех психически больных узников одновременно. Но… есть закон о психиатрической помощи, его следует выполнять. Как? Это наша компетенция, именно мы обязаны предложить решение нашим законодателям, нашим министрам.

Существуют и другие труднорешаемые проблемы: подготовка специалистов, подготовка и издание необходимой специальной литературы, лоббирование выведения всех медицинских экспертиз в зону компетенции Министерства юстиции. Проблем действительно множество. Ни украинский омбудсмен, ни Европейский суд по правам человека эти проблемы не решит.

Существует два способа отношения к этим проб­лемам. Первый — очень простой: не видеть их. Но вся эта правовая и специально­психиатрическая неопределенность была удобна (и выгодна, чего уж тут скрывать) прежде, в отсутствие института омбудсмена и Европейского суда. Наступают другие времена, мы, страна Украина и ее население, меняемся. Помощи ждать неоткуда. Ни Национальный институт психического здоровья в США, ни столь же национальный центр им. Сербского в России нам не помогут. У всех свои проблемы… Это второй способ: видеть и решать.

Поэтому мы сочли необходимым подготовить такой выпуск нашего «Вестника АПУ». Его ждут и в офисе омбудсмена, и в судебной администрации, ждут и руководители Министерства здравоохранения. Не все сказанное в этом журнале неоспоримо. Необходима дискуссия.

 



Повернутися до номеру