Журнал "Вісник асоціації психіатрів України" (01) 2012
Повернутися до номеру
Как я писал закон для СССР
Автори: С.Ф. Глузман - президент АПУ
Рубрики: Психіатрія
Версія для друку
Это были удивительные времена «позднего» Горбачева. Я подолгу жил у друзей в Москве, писал, печатался, давал интервью. Апогеем моих успехов тогда была публикация на тему злоупотреблений психиатрией в СССР… в журнале ЦК КПСС «Коммунист». Встречался один на один с известными московскими профессорами-психиатрами, впервые заговорившими на прежде запретные темы.
Однажды Светлана Вениаминовна Полубинская, юрист, активно работавшая тогда в нашей психиатрической проблематике, сообщила мне невероятную новость: в профильном Комитете Верховного Совета СССР собирают экспертную группу, целью которой будет подготовка проекта Закона о психиатрической помощи в СССР. И меня, недавнего антисоветчика-зэка, считают необходимым и возможным включить в эту группу. Если я, разумеется, не против. Я немедленно дал согласие. И меня — включили!
Ярко помню первое заседание группы, состоявшей из известных психиатров и столь же известных юристов. Уже подходя к входу в здание, я увидел академика Вартаняна, уверенно приближающегося к входной двери. По понятным причинам мне очень не хотелось с ним здороваться, и я задержал шаг. В те же секунды я впервые осознал: мне предстоит работать в одном коллективе с людьми, имена которых ярко отмечены в истории злоупотреблений психиатрией в политических целях. Я явно не был готов к такому резкому повороту судьбы… Света Полубинская, заметив мои сомнения, твердо взяла меня за руку и тихо сказала: «Знаю, тебе с ними будет тяжело, противно. Но ты не имеешь права уйти. Ты обязан участвовать в этой работе!» И я вошел в здание.
Было нас десять или пятнадцать человек. Рядом со мной сидела Полубинская, с другой стороны — Юрий Львович Метелица, уже знакомый мне молодой профессор из института им. Сербского. Заседание вел депутат, проявивший инициативу в подготовке этого очень специального законодательного акта. Волнение помешало мне запомнить имена и лица большинства присутствовавших. Непосредственная близость Вартаняна и нескольких других недавних активных злоупотребителей действительно взволновала меня. Депутат, фамилию которого я, к сожалению, забыл, коротко рассказал о себе. Он был профессиональным инженером, жил и работал на Урале, к психиатрии ранее никакого отношения не имел. О мотивах такой своей совсем не близкой ему профессионально инициативы не рассказал. Предложил план работы для нашей группы, наметил приблизительный график. Какие-то предложения высказала Полубинская, они были приняты. На том и расстались, до следующего заседания. Из аудитории я выходил медленно, очень уж мне не хотелось оказаться вблизи Вартаняна и Ко. Света и Юра Метелица, понимая ситуацию, выходили вместе со мной, последними.
Я был плохим экспертом, увы. Эмоции и брезгливость — скверные мотивации в законотворческой деятельности. Разумеется, основным разработчиком была Света. А я, часто и подолгу общавшийся с ней, лишь утвердительно кивал головой. И часто, очень часто думал во время этих специальных дискуссий о другом, совершенно не психиатрическом: почему инициатором этого исторического шага явился очень молодой, явно до сорока лет, уральский инженер, а не двое моих земляков-украинцев, профессиональных врачей — Николай Амосов и Юрий Щербак? Во время одного из последующих заседаний группы я, найдя удобный момент, уединился с молодым инженером и в лоб спросил: «Зачем вам это? Почему именно вы проявили такую инициативу?» Депутат ответил очень искренне: «Не удивляйтесь, Семен Фишелевич… Я очень хорошо знаю вашу личную историю. Много слышал о вас, о вашем зэковском опыте. Психиатрия — опасна. Все еще опасна. То, что происходит в СССР сегодня, вскоре закончится. Все эти демократизации, либерализации… Власть возьмут твердые ребята. Будут сажать. Думаю, и я буду в их черных списках, не только вы. Этим твердым ребятам опять захочется сыграть в психиатрические карты. Так вот, у нас есть шанс ввести психиатрическую практику в СССР в правовые рамки. Нужен закон, конкретный, четкий, цивилизованный. Хотя бы психиатрических репрессий мы избежим. Как видите, у меня вполне прозрачные соображения. Я не хочу в будущем стать жертвой психиатрического беспредела!»
Проект закона мы не подготовили. Не успели. Рухнул СССР.